19. Долгие проводы

- Да не верю я в бога, не верю, можешь ты это наконец понять, а? Ну разве это так трудно? - сжал я руку Анны повыше локтя.

- Да не верь, делов куча, - спешно согласилась Анна, - но неужели так трудно объяснить, почему? Я, например, верю в нечто, что там наверху...

- А вот это я просто не перевариваю. Ну если веришь, то назови это богом, нечего придумывать дурь типа "там на небе голубоглазый седовласый дедушка", найди в себе хамство и назови его богом. А ты объяснить просишь, докладаю: религиозных я не люблю, так как они норовят меня напостой убедить верить в книжки, которые были написаны пару веков назад.

- Каких пару, ты о чем?

- Ну я огульно выразился, больше, чем пару, конечно. Книжки славные, но они, как бы это, научно-популярные, то бишь для всех. Чтобы и идиот тупорылый в них въехал, и светоч профессор. Поэтому там истины опопсованы. Я не могу верить в то, что написано не мной, хрен знает когда, человеком, который меня в глаза не видел, не могу.

- Ты еретик, выходит, - вздохнула Маргарита.

- Э, нет! Я и атеистов не жалую. От них тот же запах: верь мне, бога нет, верь мне! Теперь я должен верить им, а не книжке, какого знойного хрена, спрашивается?

- Так что, ты человек без веры?

- У меня есть свой собственный свод канонов, которым я свято следую, они может и более строгие, нежели религиозные, но и не без изъянов. Я не задумываясь убью того, кто причинит боль моим близким!

- Да, тут христианские причиндалы и рядом не валялись. ОН-то сказал, что худший твой враг - домашний твой!

- А что плохого, у меня жесткая градация людей: сначала мои родители, потом моя любовь, потом мои кореша, потом мои "покойные" подруги, потом знакомые, потом враги.

- Значит, для тебя родители важнее любимой женщины, которая, в свою очередь, важнее друзей детства? Я правильно поняла?

- Абсолям!

- А позволь поинтересоваться, почему?

- Позволяю. Родители всегда делали и будут делать мне лишь добро, даже если я неправ, они всегда уверены в моей правоте. Любимая женщина редко предает, когда она любимая, по крайней мере не так часто, как друзья детства, и после расставания она обычна остается более-менее лояльна, и чуства не остынут типа. Поэтому я экс-подруг ценю больше, чем знакомых. Друзья - самая опасная категория, они легко переходят в разряд врагов, при этом они так много знают о тебе, что бьют сильнее всех врагов вместе взятых. Я хоть и разговорчивый такой, никогда, слышишь, никогда, в беседе с друзьями не скажу чего-то, что мне потом может аукнуться.

- Ужас какой, с кем я, какой-то бездушный рационалист.

- Что ты любимая, все мужчины романтики, и я не исключение. Только романтик может придумать жесткую систему, а потом еще в нее и верить.

- Так что, Гитлер да Сталин - романтики с большой дороги?

- Во-первых, они не одного поля ягоды, а во-вторых, я говорил о людях, а не о животных.

- Как не одного? Не вижу разницы.

- А я вижу, где-то вычитал: Сталин - восточное чудовище, но от него другого и ждать не приходилось, Гитлер же - представитель цивилизации, и поэтому более страшен. Когда чудовище умно, интеллигентено - оно на редкость отвратительно.

- Так по-твоему Гитлер - умничка, а Сталин - придурок, у которого дебил-кредит с кретин-дебетом не сходится?

- Детка, не горячись! В политике не бывает придурков, дебилов с кредитами, как ты изволила выразиться. Все они ребята с головой, которым палец в рот не клади. Если идиот, то голова его не у него на плечах, а за спиной в виде советников, которых этот дурик устраивает. Не всегда деньги, но всегда мозги стоят за политиками. Нет, не было и не будет царя-дурака. Играть, косить под дурака они могут, а вот быть - вряд ли. И вообще, знаешь, что такое политическое убийство?

- ?

- Это когда политик заболевает, то зачастую он находит в себе силы уйти от дел красиво. Он нанимает убийц и те его убивают, в зависимости от тяжести заболевания с различной стапенью успешности. Если просто приболел, то ранят, тогда есть отмазка - мол, я через раз дышу, ибо через вас, избиратели, пострадал. Ну, а если хана - то "покойся с миром по нитке". Распутин, Кеннеди, Столыпин, Кинг, Берия, семейство Ганди, Пальме - за примерами далеко ходить на надо.

- А Берия тут причем, его, вроде, Хрущев того...

- Никого в политике не "того" - заболел, прикинули, что так красивее. Ему сказали, что из него героя слепят, а людям позднее объявили, что он Иуда. Кто после этого Иуда, выходит? Нет в этой жизни случайностей, с богом или без, все людских ручонок дело!

- Хм, а ведь ты прав. У моих родителей огромная библиотека. Я всегда старалась читать то, что они не читали, чтобы потом расспросов не было, как мне понравилось. Так как-то я прочла Метьюрена "Мельмот скиталец". Не читал?

- Отчего же, конечно читал... Ладно, шутю, не читал, не слыхал, не видывал, я родом из глухой таежной деревни, грамотности не обучен.

- Прекрати, я пока не встречала людей, которые бы эту книжку читали. Это английский роман 16-го или 17-го века.

- Записываю, 16-17-го века. Что, парень два века писал книжку?

- Ты меня не слушаешь, а зря. Позднее я прочла Хорхе Луис Борхеса. В предисловии, которых ты не читаешь, я нашла упоминание ученика Борхеса - Хулио Кортасара. А у Кортасара в "Игре в классики" во второй части главного героя завут Тревеллер, что по-английски значит "странник" или "скиталец", имя, которое Кортасар позаимствовал у Метьюрена, там так написано. Понял ты, башка, что круг замкнулся? Что кто-то ведет меня по жизни за ручку? Ты это хоть способен понять?

- Не кипятись, понял, отчего же мне не понять?

- И с тобой так же. В юности я зачитывалась Булгаковым, и на тебе, у меня теперь свой Мастер появился - ты.

- Я тоже Булгакова люблю, это мой любимый писатель.

- Только не надо! Он любимый писатель у всей нечитающей русскоговорящей части населения земного шара. Когда ты его в последний раз читал?

- Давненько, но...

- Ага, в период появления вторичных половых признаков, когда от любого рассказика про любовь наступал оргазм, да?

- Ну, мальчики по-другому развиваются, не так, как вы, девочки.

- Да какая разница - мальчики, девочки...

- Действительно, разницы никакой толком...